2

Бессарабов Олег Валентинович - биография, книги, научные работы.



Толпа кричала, что мы привезли рыбу для правительства, а им нечего есть. С трудом отбиваясь от града ударов, я тоже начал кричать, что эту рыбу мы привезли для народа Мозамбика, а не для правительства и если они её разворуют, то другим людям ничего не достанется.

Мои слова их немного отрезвили и толпа отступила. Кто-то ещё продолжал требовать раздела рыбы, но их уже не слушали. Закончилось тем, что местная мафия  обещала мне, что когда я пойду в город, они меня встретят. После чего один из них многозначительно провёл ладонью по горлу. Это обещание меня несколько озаботило и я задумался над тем, что ходить одному в город теперь не безопасно.

Проблема была в том, что я везде ходил один и подкараулить меня на пути было не трудно. Я всегда быстро бегал и мог во время игры в футбол прорвать насквозь оборону соперника от ворот до ворот. Однако,  в незнакомом городе убежать от портовой мафии было бы очень не просто.

Мне приходилось несколько дней тратить на сдачу отчётов и получение продуктов в нашем торговом представительстве. Кроме этого, я закупал фрукты и овощи на рынке. Ещё мне приходилось ходить в местный офис компании "Мосапешка" для сдачи отчёта по израсходованным продуктам. Эти походы теперь могли стать довольно опасными. Весь экипаж всегда был очень занят и сопровождать меня по городу никто бы не смог. Для того, чтобы дойти до нашего торгового представительства, нужно было пройти через весь город. Этот поход занимал у меня около часа туда и час обратно.

Я планировал на следующий день пойти с отчётами в наше торговое представительство. Поэтому, я  решил, что на крайний случай положу в портфель небольшую деревянную дубинку для самообороны. Теперь мне нужно было внимательно смотреть по сторонам и рассчитывать на быстроту собственных ног. Другой помощи не предвиделось. Работа есть работа и её нужно было выполнять при любых условиях. За меня её никто не сделает.

Ночью в порту дежурили вооружённые патрули, которые отлавливали грабителей складов и вооружённых повстанцев. Что с этими людьми после этого бывало, можно только догадываться. Местные поговаривали, что тех иногда без лишних разбирательств просто ставили к стенке.

На следующую ночь после моей стычки с портовой мафией я услышал одиночные выстрелы, потом автоматную очередь. Через некоторое время на судно забежал патруль солдат, вооружённый автоматами Калашникова. Я не служил в армии, но в мореходном училище нам показывали этот автомат и даже дали каждому из нас сделать по нескольку выстрелов. Когда я взглянул на автоматы, то сразу понял, что эти ребята не шутят. Предохранители у них были сняты и оставалось только нажать на курок.          

После нескольких лет работы на Канарских островах я немного разговаривал по-испански и поэтому кое-что понимал по-португальски. Старший патруля заявил, что у нас на борту скрывается повстанец и они должны его или задержать или застрелить. Он потребовал, чтобы я провёл его солдат по всему судну. Я пригласил его пройти вперёд и искать этого бандита, но он отказался и показал мне, что первым должен идти я. Не подозревая подвоха, я согласился и потом сильно об этом пожалел.

В Мозамбике в это время было очень жарко и душно, поэтому я был только в шортах и без рубашки. Я пошёл впереди, а солдаты, буквально согнувшись пополам, двигались цепочкой, прячась за моей спиной. Что-то постоянно тыкалось мне в спину. Я оглянулся и увидел, что в мою спину упиралось дуло автомата. Я отвёл дуло в сторону и показал старшему патруля, что у него снят с автомата предохранитель. Тот послушался, но через минуту всё повторилось. Я обернулся и попросил его поставить автомат на предохранитель или пройти вперёд, но тот категорически отказался и приказал мне продолжать двигаться. Дуло его автомата теперь упиралось мне в грудь. Предохранитель был снят, а палец судорожно сжимал спусковой крючок.  Мне стало понятно, что спорить с ним в этой ситуации абсолютно бесполезно.

Я посмотрел на лицо старшего патруля и удивился. С его кожей произошла удивительная метаморфоза. Из антрацитово-чёрной она превратилась в бледно-серую. Этот человек буквально посерел от страха. Было похоже, что от страха он вообще ничего не соображал. Меня это нисколько не устраивало потому, что от этого животного страха он мог в любой момент нажать на курок, в то время, когда дуло и мушка его автомата постоянно царапали мою спину. Тогда я принял решение, что нужно оторваться, ускорил шаг, а затем побежал. Сержант что-то шипел за моей спиной, но мне удалось оторваться от него на десяток шагов. Скоро коридоры закончились и я вывел патруль на бак - это палуба на носу судна. Там они моментально рассредоточились и развернули автоматы в разные стороны. Старший стал осматриваться вокруг.   

На баке находился брашпиль - это лебёдка для подъёма якоря и несколько больших бухт швартовных тросов, вьюшки, кнехты (устройства для хранения и крепления тросов) и бухты канатов. За каждым устройством или бухтой каната мог прятаться повстанец. Я видел как растерянно озирались солдаты. Было абсолютно темно, а   ночью "у страха глаза велики".      

Старший выглянул за борт. Я уже с нетерпением ожидал, когда незваные гости покинут борт судна и сказал ему, что, скорее всего, повстанец прыгнул в море и плывёт сейчас вон к тем складам. Тот молча кивнул головой и патруль двинулся обратно к трапу на берег. Я видел, что на судне им всё было непривычно и они были рады ретироваться. На рыболовном траулере вообще, по определению, всё загромождено разнообразными механизмами, бочками, ящиками, бухтами канатов и ещё бог знает чем.

Они с радостью сошли на причал, пригнулись и, выставив вперёд дула автоматов, двинулись к складам.  Довольный этим счастливым избавлением, я подошёл к большой бухте каната и заглянул вовнутрь. Несмотря на темноту, я увидел торчащую внутри курчавую голову повстанца или бандита. Да, весёлая ночка! Негр тоже настороженно уставился на меня и стал медленно подниматься. В руках он сжимал старинный пистолет с барабаном и прогнившей деревянной ручкой. Похоже, это был "Кольт". Этот револьвер я запомнил по югославским вестернам с участием Гойко Митича.

Меня особенно впечатлило, что курок у него тоже был взведён. "Ну и разборки тут у них", - подумалось мне. Однако, вечер "переставал быть томным". "Повстанец" наставил на меня пистолет, но при этом всё его тело сотрясала непрерывная дрожь, которую перебивала только икота. Револьвер при этом жил своей собственной жизнью и это внушило мне чувство беспокойства. Повстанца трясло от страха ещё больше, чем  начальника патруля. При этом, и тот, и другой тыкали в меня дулами автомата и пистолета. Да что же это такое! Эти ребята  уже начали меня раздражать! Похоже, что сегодня, только ленивый,  не тыкал в меня дуло своего пистолета, или автомата!

Я, стараясь не делать резких движений, медленно поднял правую руку и погрозил ему указательным пальцем. Потом приложил этот палец ко рту и показал мафиози, что необходимо не шуметь, если тот хочет жить. Видя, что я не агрессивен и не поднимаю шум, тот немного успокоился и попытался засунуть револьвер в штаны. Однако этот револьвер был с непокорным характером.

Он никак не желал подчиняться своему хозяину. Это оружие, скорее, было похоже на живое существо. Оно крутилось  и прыгало в руках своего хозяина. Оружие демонстрировало  такой же строптивый нрав, как бык на родео, когда на нём пытается удержаться наездник. И всё бы  ничего, но меня беспокоило то, что курок пока ещё был взведён.

Я уже начал терять терпение и у меня появилось желание забрать у него пистолет, чтобы тот случайно не отстрелил себе что-нибудь в штанах. Наконец, после нескольких безуспешных попыток повстанцу удалось укротить свой револьвер. Меня это тоже успокоило и я сказал ему, что патруль пошёл вон в том направлении, а ему нужно будет спуститься за борт и тихо плыть в обратную сторону. Дело в том, что возле нашего трапа остался дежурить один из солдат. Судя по его поведению можно было догадаться, что последует за обнаружением этого повстанца. Вряд ли этот солдат стал бы разбираться, кто из нас двоих повстанец. Скорее всего он займётся подсчётом повстанцев после того, как у него закончатся патроны, включая запасной рожок. Поэтому я начал присматривать место на палубе, где можно было бы укрыться от беспорядочных автоматных очередей.

Незваный гость послушал моего совета. Он внимательно осмотрел причал, проследил за патрулём, а потом тихо скользнул за борт и осторожно поплыл под прикрытием борта нашего судна на противоположный берег гавани. Он плыл достаточно грамотно и бесшумно. Я, наконец, вздохнул с облегчением. Во время спуска этого повстанца за борт мне приходилось внимательно следить за солдатом из патруля. Я делал вид, что меня что-то очень интересует в совершенно противоположной стороне: гремел металлическими скобами, свистел и всячески старался заглушить шум от всплесков, которые могли выдать плывущего.

Мне удалось отвлечь внимание солдата и незваный гость благополучно уплыл. Когда я вернулся в каюту, мой напарник спросил меня: "А чего это у тебя вся спина расцарапана?". Я посмотрел в зеркало и увидел, что она вдоль и поперёк была перечёркнута многочисленными ярко-красными полосами. И тут я понял, что это следы от дула и мушки автомата Калашникова. В пылу событий мне было не до болевых ощущений. Пришлось всю спину мазать йодом.

На следующий день я, как обычно, заступил на вахту. Было великолепное африканское утро. Невероятной прозрачности голубое небо, чудесный, напоённый нектаром воздух и щебетание птиц создавали непередаваемую атмосферу тропического рая. Воздух был до того чистым и ароматным, что хотелось разливать его по кружкам и вёдрам, а затем пить как нектар. Я наслаждался этими ощущениями, но потом перевёл взгляд на причал и очень расстроился.     

На причале собралось непривычно много местных, с которыми вчера у меня был конфликт. К моему удивлению, они не лезли на судно и вели себя очень мирно. И тут я обомлел. Из толпы, как ни в чём не бывало, вышел вчерашний мафиози. На сей раз он был одет лучше других: на нём были отутюженные брюки и хорошего качества рубашка с короткими рукавами. Теперь он уже не дрожал от страха. Африканец абсолютно спокойно двинулся в мою сторону.   

         Я несколько растерялся потому, что рядом в этот момент проходил патруль солдат. Солдаты бдительно вглядывались в толпу. Я сделал вид, что мы не знакомы, отвернулся от него и стал внимательно смотреть в противоположную сторону. Но не тут-то было, мафиози буквально вынырнул передо мной и его лицо расплылось в широкой улыбке. Я тоже кивнул ему в ответ, но мне вовсе не хотелось, чтобы меня воспринимали, как его сообщника. Меня совсем не радовала перспектива оказаться в числе его приятелей. Я наверняка знал, что многие из его друзей были завсегдатаями местных тюрем и я не стремился попасть в их число.

        Толпа притихла и молча наблюдала за происходящим. Вероятно, этого человека здесь все очень хорошо знали. Я отвернулся от него, приказал открыть трюм и начать выгрузку рыбы. Я уже внутренне собрался и приготовился к новой стычке, но на этот раз посторонние остались на причале и никто из них даже не попробовал проникнуть в трюм. Удивительно, но рыбу никто больше воровать не пытался! С тех пор на моей вахте не было ни одного конфликта. Местные хулиганы и грузчики вежливо пропускали меня и никогда уже не провоцировали агрессивным или наглым поведением.     

          На моей вахте полностью прекратились случаи воровства. Если конфликт разгорался на другой вахте, то стоило мне появиться, как всё моментально прекращалось. По городу я теперь ходил безо всяких опасений. В Мозамбике был голод и местные воровали не от хорошей жизни. Они просто пытались выжить и прокормить свои семьи. Поэтому я был очень рад тому, что мне удалось спасти от верной гибели хотя бы одного из них.

         Я отработал на лове рыбы в республике Мозамбик больше 13 месяцев. За это время мы неоднократно рисковали своими жизнями как в штормовых условиях, так и на промысле. После выборки трала на палубу мешок с рыбой поднимался над этой выгородкой, затем его развязывали и улов высыпался в этот карман. Я был очень опытным рыбаком и повидал всякое, но того, что мне пришлось увидеть в Мозамбике, я себе не мог представить даже в страшном сне. 

        Бывали случаи, когда вместо рыбы в кармане извивались одни морские змеи. Весь улов состоял из морских змей самых разнообразных раскрасок. Только в Мозамбике я понял, что означает выражение "клубок змей". Среди этих змей рыбы вообще было не видно. Нам приходилось заходить в эту выгородку и стоять по колено в ящике, до краёв заполненном змеями. В большинстве видов эти змеи не ядовиты, но некоторые из этих змей были в тысячу раз более ядовитыми, чем самые ядовитые змеи, живущие на суше. Рисковать жизнью было необходимо для того, чтобы совковой лопатой забрасывать улов на ленту транспортёра.   

       В выгородку мы заходили в высоких рыбацких сапогах, но всё равно чувство тревоги не отпускало до тех пор, пока последний клубок змей не оказывался на ленте транспортёра. Прежде чем зайти в этот террариум каждый из нас мысленно молился. Представьте себе, что Вы заходите в бассейн, который до краёв заполнен змеями. Вы на них наступаете и продираетесь через них. Всё это очень напоминает детский бассейн с мячиками, только вместо мячиков змеи. Змеи иногда кусали за сапоги. Им даже удавалось прокусывать резину наших сапог, но нам везло и до кожи их зубы не доставали. Дело в том, что у морских змей зубы значительно короче, чем у сухопутных. Всё равно опасность буквально витала в воздухе и не все члены экипажа соглашались заходить в это месиво из потревоженных гадов.     

     Однажды мы ловили креветку напротив тех районов, которые находились под контролем повстанцев. В этих местах судно довольно близко приближалось к берегу. Была моя дневная вахта. Неожиданно я заметил, что от берега отделилась лодка и направилась к нашему траулеру.  Я взял бинокль и стал присматриваться. Это оказалось туземное каноэ, выдолбленное из целого ствола дерева. На носу и на корме сидели два здоровенных негра с чрезвычайно накачанной мускулатурой. Они были в одних набедренных повязках. Эти атлеты гребли необыкновенно слаженно и умело. Каноэ довольно быстро приближалось. Сначала мне это не показалось подозрительным, но через некоторое время я снова взял в руки бинокль и направил его на лодку. Каноэ быстро приближалось. В ней не было никаких рыболовных снастей. Посередине между гребцами лежало два свёртка из мешковины.
     Я стал присматриваться и увидел, что в очертаниях одного из свёртков чётко угадываются контуры автомата, а другой похож на очертания карабина или ружья. Эти ребята уже приблизились к нам на расстояние прицельной стрельбы, поэтому мне было нужно что-нибудь предпринять. Какая у них была цель я не знал, поэтому решил, что нужно постараться уйти. Хорошо, что их лодка была без мотора. Я зашёл в штурманскую рубку у стал медленно добавлять скорость. Мы шли с тралом.
     Чтобы поймать креветку, было необходимо держать скорость примерно около четырёх узлов, но не более. При увеличении скорости трал уже отрывался от грунта и об улове можно было забыть. Тем не менее, я увеличил скорость до шести узлов. Теперь наши скорости уравнялись. Гребцы тоже взвинтили темп и меня даже восхитила их упорная настойчивость. Каноэ просто летело по воде. Такой великолепной гребли я никогда в жизни не видел. Вот бы этим парням выступить на международных соревнованиях.
     Они бы запросто выиграли безо всякого допинга. Через некоторое время гребцы начали выдыхаться. Расстояние между нами и каноэ стало увеличиваться. Я, наконец, вздохнул спокойнее. Ещё через некоторое время гребцы бросили вёсла. Мы для них стали уже не досягаемы. На всякий случай я увёл наш траулер подальше от этих берегов. Если бы эта ситуация произошла ночью, то эти люди могли бы нас захватить. Обычно захват судна пиратами происходит именно по такому сценарию. К судну походит шлюпка с вооружёнными людьми, которые открывают стрельбу и захватывают судно.
     Летом 1988 г. я вернулся домой после тринадцати месяцев работы в Мозамбике. В воздухе веяло разделом собственности. За это время нашего отсутствия Управление "Мортрансфлот" было полностью расформировано. Все суда были переданы в другие управления, другие города и даже другие республики.
     В 1988 - 1996 гг. я работал в должностях штурмана и старшего помощника капитана на сухогрузных судах в компании "Западное речное пароходство". В 1989 году заочно закончил ленинградское речное училище. Этот второй диплом был необходим для работы на судах типа "река-море". Все государственные экзамены я сдал на одни пятёрки. Это был лучший результат в выпуске. В 1996 году мне предложили стать капитаном на судах "Западного речного пароходства". Я задал вопрос: "Сколько мне будут платить за работу капитаном?". Мне сказали, что за эту работу я буду получать 500 долларов. Я ответил, что на западном флоте мне предлагают работать старшим офицером с окладом в четыре или пять раз выше и я считаю, что при таких условиях я не смогу принять предложение стать капитаном.

      В 1996 г. я уволился из "Западного речного пароходства" и впервые попал на немецкое сухогрузное судно в должности старшего офицера. С 1997 г. по 2001г. я работал по контрактам в должности старшего офицера на контейнерных судах компаний «V.Ships» (Великобритания) и «Zodiac» (Великобритания) в составе иностранных экипажей. Эта работа была очень сложной, но мне нравилась и у меня остались хорошие впечатления от работы в компании "Zodiac". Первый рейс в кампании "Zodiac" мне предложили сделать в должности второго офицера. В кампании мотивировали это тем, что хотели проверить мой опыт работы. Первым судном в этой кампании у меня был контейнеровоз «Pacific Quest».

     Старшим офицером у меня оказался молодой болгарский парень, у которого вообще не было никакого опыта работы на контейнерных судах. У меня же к тому времени накопился хороший опыт работы на большом контейнерном судне. Отсутствие опыта мешало болгарину принимать правильные решения и он часто отдавал такие распоряжения, которые просто мешали моей работе или создавали досадные ситуации. Поэтому в следующий рейс я твёрдо решил идти только старшим офицером.

     Старший механик, второй механик и ещё несколько человек были черногорцами. К тому времени я уже успел столкнуться с бывшими югославами. Некоторые из них вообще никогда русских даже не видели и относились ко мне с большой настороженностью. Более-менее нормальные отношения установились только после того, как я проявил твёрдый характер. В конце рейса меня пригласил к себе в каюту старший механик, который был негласным лидером их маленькой общины на судне. Он немного помолчал, а потом сказал: "Раньше я никогда не видел русских - ты первый, кого я увидел. Я понял, что сломать вас невозможно" - и красноречиво показал жестом, как ломает прут или палку об колено. Я молча кивнул. Он тоже согласно кивнул и тяжело вздохнул.

     Потом он заявил, что является моим другом и ему обидно, что я вообще никогда не прихожу к нему в каюту. Я промолчал, раньше он никогда меня к себе не приглашал. Через неделю наши шестимесячные контракты закончились. Расставались мы в аэропорту Сингапура. Я улетал в Копенгаген, а оттуда в Калининград, а старший механик летел в Белград, а затем в Черногорию. Перед расставанием мы по славянскому обычаю обнялись. Все конфликты были забыты.

     Заслужить уважение среди членов филиппинского экипажа довольно не просто. В отличие от европейцев, их контракт на судах длится по году, а иногда и более того. Мне приходилось видеть матросов, которые находились в рейсе по полтора года. Как правило, они не стараются вступать в конфликтные ситуации с европейскими офицерами, но всегда советуются со своим старшим. Обычно этим старшим является боцман. Филиппинские матросы не отличаются выдающимися физическими качествами, но их боцман обычно значительно более крупного телосложения и обладает хорошей физической силой. Филиппинские матросы слишком долго находятся в рейсе, поэтому задачей боцмана также является подавление недовольства или не адекватного поведения.

     На это судно я прибыл в должности 2 пом. капитана, хотя в предыдущей кампании я был старшим офицером. В самом начале я поспорил с филиппинским боцманом в присутствии его матросов. Вероятно, по мнению боцмана это принизило его авторитет. Боцман обиделся и перестал со мной общаться. Остальные филиппинцы, по его примеру, тоже были настроены не дружелюбно.

     Вскоре, во время подхода к причалу в порту Джидда (Саудовская Аравия), мы подали швартовный канат на берег. Несколько рабочих должны были закрепить его на швартовный кнехт. Однако, отходящее от причал судно создало такую струю от работающего двигателя, что рабочие не удержали канат. Он вырвался из их рук и эта же струя забросила канат под корму нашего судна. Я отдал команду на выборку каната, но работа нашей лебёдки была не такой быстрой и струя воды всё же забросила канат под корпус, где он и застрял.

     В таких случаях, если трос попал на перо руля, то его можно потом размотать силами водолазов без последствий. Но, если трос намотало на винт и в это время винт работал, то возможны повреждения винтового устройства. Это очень неприятная ситуация, которая влечёт за собой постановку в док и ремонт винта. В некоторых случаях возможно повреждение винта, тогда винт нужно менять. Это очень затратные мероприятия и в кампании волновались.

     Капитан вызвал меня к себе в каюту и спросил, что я думаю о ситуации? Я ответил, что винт пострадать не должен потому, что швартовный конец я подавал только после остановки нашего двигателя. Кампании нужно было планировать свои дальнейшие действия и расходы, поэтому они требовали точной информации. Они хотели знать, намотался ли канат на винт, или нет? Капитан обратился к боцману и старшему механику с просьбой найти добровольца, готового нырнуть под корпус и посмотреть, куда намотался канат. После опроса членов экипажа все отказались нырять. Филиппинцы сказали, что в акватории порта они видели много акул потому, что суда часто сбрасывают за борт отходы с камбуза. Из-за акул никто из них нырять не будет. После отказа членов палубной и машинной команды нырять, капитан вызвал меня и попросил его выручить. Этот капитан был русским из Латвии. У меня сложились с ним хорошие отношения и мне не хотелось его подводить.

     У нас не было никакого специального водолазного снаряжения. Капитан предложил мне свои очки для плавания и это было всё, чем он мог помочь. Я одел страховочный пояс, привязал к его скобе конец от швартовной выброски и попросил боцмана и матроса подстраховать меня. Предварительно я объяснил им, что если я начну часто дёргать за конец, то они должны будут меня немедленно вытягивать наверх. Скобу со страховочным концом я развернул за спину на манер лонжи у акробатов. Мой расчёт был таким: если нападёт акула, я начну дёргать за канат и меня потащат. Если канат будет со стороны спины, то меня не перевернёт и я смогу отбиваться от акул.

     Чтобы преодолеть плотность солёной воды Красного моря, я подвязал к поясу несколько тяжёлых скоб. С собой я взял заточенный электрод для сварки, чтобы придать себе уверенности, если моя персона покажется съедобной для какой-нибудь акулы. Кроме электрода у меня был ещё хорошо наточенный морской нож, который я закрепил на ноге.

        Когда я работал в Йемене и в Мозамбике, к нам в трал попадало множество акул. Мы иногда заготавливали их мясо и плавники. В этот период мне приходилось вспарывать животы тем акулам, которые шли по транспортёру. Я привык к виду их зубастых пастей и относился к их обладателям с уважением, но без страха. Пока я снаряжался и инструктировал матросов, на корме собрались все свободные члены экипажа. Филиппинцы, похоже, были просто в ужасе от моей затеи. Я приказал выбросить за борт рабочий верёвочный трап и начал спускаться.

     Перед спуском к воде я ещё раз внимательно осмотрел гавань. Среди волн действительно иногда можно было заметить  плавники акул. Я знал, что акулы любят атаковать из глубины, поэтому приготовился следить за их движением на дне гавани.

До этого момента филиппинцы называли меня между собой - Playboy. Об этом мне рассказал мой рулевой матрос. Вероятно они считали меня парнем, который никогда не сталкивался с жизненными трудностями и опасными ситуациями. Скорее всего таким маменькиным сынком, которому в жизни всё досталось без труда и на тарелочке с голубой каёмочкой.

Сейчас они смотрели на меня с недоумением, а в глазах некоторых я видел полную растерянность и страх. На поверхности то и дело появлялись плавники акул. Один из филипинских матросов смотрел на меня с нескрываемым ужасом и буквально с открытым ртом. Тот матрос, которому я передал страховочный конец, наконец выдавил из себя по английски: "Секонд (Второй) там полно плавников акул. Я ответил, что вижу и попросил в случае частого подёргивания страховочного конца, немедленно тащить меня наверх. Тот в подавленном состоянии кивнул.

Под водой меня ожидал неприятный сюрприз. Солнце уже близилось к закату и если наверху было ещё светло, то под водой меня со всех сторон окружала темнота. Оказавшись под водой, я понял, что все мои старания подготовиться к встрече с акулами потеряли всякий смысл. Увидеть в чёрной воде тёмно-серую акулу было равносильно тому, чтобы увидеть чёрную кошку в тёмной комнате! Стихия доказала, что диктовать в этой среде свои условия может только она, а человеку остаётся эти условия принимать. Пришлось положиться на собственное везение.

Мне необходимо было понять на сколько эти обстоятельства отразились на моей нервной системе. Если я нервничаю, значит не смогу принимать адекватных и быстрых решений. В таком случае лучше не нырять и выходить из воды. Под корпусом может случиться всё, что угодно.

Я нырнул и замерил свой пульс. Прошла минута. Сердцебиение  было ровным, без сбоев и нарушения ритмов, ровно 60 ударов в минуту. Это вселило в меня уверенность. Я знал, что акулы при охоте на рыб в ночное время определяют местонахождение своей жертвы по её учащённому сердцебиению. Рыба при приближении акулы начинает паниковать. Испуганную рыбу выдаёт её частый пульс. Поэтому, если акула чувствует учащённое сердцебиение, она постарается напасть. С таким пульсом акула не почувствует во мне жертву и будет осторожной.

     Когда я, наконец, нырнул под корпус, то оказалось, что веса взятых мною скоб не достаточно и вода просто выталкивала меня наверх. Ластов у меня не было, поэтому преодолеть это сопротивление не представлялось возможным. Чем глубже я нырял, тем сильнее меня выталкивало. Мне удавалось нырнуть не более, чем на несколько метров вглубь, а дальше я просто застревал в вязкой солёной воде и торчал в ней в вертикальном положении. Я попытался попросить ещё несколько скоб для увеличения веса, но моих криков никто не слышал и не понимал.

     Оставалось только нырять с тем, что у меня было. Неожиданно я увидел швартовный канат и мне пришла в голову мысль схватиться за него и постараться подтягиваться по нему под корпус. Однако, теперь у меня появились ещё более серьёзные проблемы. Дело в том, что под водой очень сильно ощущалась сила прибоя. Подводная волна постоянно забрасывала меня на корпус судна. Некоторые волны были не опасны, но среди них возникали достаточно мощные.

     У меня не было водолазного комбинезона и я опасался, что меня может сильно ударить о корпус судна. Корпус уже успел обрасти ракушками и я мог сильно пораниться. Акулы чувствуют кровь за несколько километров, поэтому спастись от них будет почти невозможно. Электрод не мог быть защитой от стаи акул, им я мог отпугнуть только одну из них. После нескольких попыток преодолеть плотность воды Красного моря мне удалось заглянуть под корпус и увидеть, что канат тянется в направлении руля, а не винта.

     Во время одной из попыток нырнуть поглубже я увидел, что за спиной проплывает большая чёрная тень. Я развернулся и со всей силы ткнул электродом в сторону тени. Похоже, что я никого не задел. Пора было выходить. Вероятно моё барахтанье стало привлекать внимание акул. Совершенно обессиленный от попыток преодолеть законы физики, я еле вскарабкался по лоцманскому трапу на верх. Чтобы подняться, мне пришлось карабкаться на высоту пятиэтажного дома.

     На корме уже собралось большинство членов экипажа, которые наблюдали за происходящим. Меня хлопали по плечам и поздравляли с успешным возвращением. Старший механик из Черногории бегал вокруг с фотоаппаратом и щёлкал меня со всех ракурсов. Ничего особенного я не сделал, но в понимании этих людей мой поступок был не обычным. Я доложил капитану, что винт свободен и он может отправлять сообщение в кампанию: пусть не переживают. На следующее утро прибыл катер с профессиональными водолазами в аквалангах и перо руля быстро освободили.

После этого случая уже никто не называл меня Playboy. Все мои распоряжения выполнялись быстро и чётко. Команда перестала считать меня нахальным и глупым европейцем.

Вечером на вахте ко мне подошёл филиппинский рулевой и сказал: «Second, only you man on board!» Вся фраза звучала так: «Второй, только ты мужчина на борту! Все боялись нырять, я тоже отказался. Только ты не испугался нырнуть с акулами!» Эта ситуация сломала лёд в моих отношениях с филиппинцами. Через несколько дней перед швартовкой в порту Суэц (Египет) ко мне подошёл филиппинский боцман. Он достал из кармана свежие фисташки и протянул их мне. Я взял орешки и поблагодарил за угощение. Через некоторое время он предложил мне ещё, я не отказался. Отношения были восстановлены. Вскоре рейс закончился и я улетел домой в полной уверенности, что в следующий рейс пойду уже старшим офицером.

     Перед следующим рейсом мне позвонил агент и предложил снова пойти вторым офицером, я спросил: "Почему Вы опять предлагаете мне должность второго, ведь мне обещали, что это только на один рейс?" Агент замялся и сказал, что в рейсе к нам присоединится суперинтендант из Англии. Он посмотрит на меня и, если я ему понравлюсь, то меня прямо в рейсе переведут в старшие офицеры.

     Я поблагодарил за предложение и попросил агента дословно передать в кампанию следующее: "Я не девочка, чтобы пытаться кому-нибудь понравиться. Я старший офицер и моя задача выполнять свою работу и свои обязанности как можно лучше для судна и для компании, а не пытаться кому-нибудь понравиться! Если компания заинтересована в том, чтобы я у них работал, тогда пусть предоставят мне должность старшего офицера!" Агент обещал передать. На следующий день мне позвонили и предложили должность старшего офицера на самом большом судне этой компании - контейнеровозе "Hyndai Admiral".

     Сначала моим капитаном на "Hyndai Admiral" был кореец, с которым мы стали почти друзьями. Он очень ценил моё европейское произношение и жаловался, что ему трудно объясняться с европейцами. На борт судна я прибыл в порту Сингапура, положил свои вещи в каюте и сразу пошёл знакомиться с капитаном. Он показался мне чрезвычайно суровым. Кореец приблизился вплотную, нахмурился и, глядя прямо в глаза, задал три вопроса: "На компьютере работать умеешь?" Я ответил: "Да, умею!".
- "Word" знаешь?
- Знаю.
- С программой "Excel" работать умеешь?
- Да, умею.
- Ладно, иди принимай дела.
      Сначала меня эта беседа удивила, но потом, когда мы уже подружились, капитан сказал мне: "Я плохо знаю компьютер и совсем не умею работать с "Excel". Поэтому я спросил тебя, знаешь ли ты "Excel"? Представь, что ни ты ни я этой программы не знаем, как мы тогда работать будем?" Разумно, но я тогда и представить себе не мог, что продвинутые в компьютерных технологиях корейцы чего-то не знают!

     Это судно было напичкано сложной электроникой не хуже, чем космический корабль. О таких навигационных приборах и спутниковых системах до этого я мог только мечтать! Работать на судне с таким современным навигационным оборудованием было моей давней мечтой.